Летопись

11 января на закрытии IX съезда русских естествоиспытателей и врачей в Москве присутствует Л.Н.Толстой. “Публика точно потеряла всякое чувство меры и понимание приличия. Бешеным потоком хлынула она в залу при вести о появлении на эстраде гр. Л.Н.Толстого,— пишет корреспондент “Гражданина” (16 янв.).—…

11 января на закрытии IX съезда русских естествоиспытателей и врачей в Москве присутствует Л.Н.Толстой. “Публика точно потеряла всякое чувство меры и понимание приличия. Бешеным потоком хлынула она в залу при вести о появлении на эстраде гр. Л.Н.Толстого,— пишет корреспондент “Гражданина” (16 янв.).— Шум стоял невообразимый: особенно неистовствовали студенты, занимавшие хоры. Несколько раз бурные восторги на мгновение прекращались, чтобы затем возобновиться с удвоенной силой!” Корреспондент “склонен думать”, что приветствия адресовались не Толстому — автору “Войны и мира” и “Анны Карениной”, а Толстому — “врагу церкви и государства”.

А.П.Чехов — “Черный монах” (Арт., N 1) и “Бабье царство” (Р. Мысль, N 1). На страницах “Русских ведомостей” “Черный монах” отнесен к числу лучших произведений Чехова: герой рассказа — не обычный для Чехова “мелкий” человек, это “человек ума, чувства и стремления на пользу ближнего”, но “согласно... изображению…

А.П.Чехов — “Черный монах” (Арт., N 1) и “Бабье царство” (Р. Мысль, N 1).

На страницах “Русских ведомостей” “Черный монах” отнесен к числу лучших произведений Чехова: герой рассказа — не обычный для Чехова “мелкий” человек, это “человек ума, чувства и стремления на пользу ближнего”, но “согласно... изображению сильное стремление и истинная благородная страсть возможны только в погоне за призраком”. Рассказ “Бабье царство” рецензент находит “растянутым”, перегруженным “мелкими подробностями” (24 янв., Д.М. “Журнальные новости”). Противоположную точку зрения высказал А.М.Скабичевский: “Черный монах” производит “удручающее впечатление”, главным образом “отсутствием идеи”; “Бабье царство” более “содержательно”, так как “со смерти Островского не появлялось еще у нас такого замечательного типа из купеческой среды”. Чехов стремится показать жизнь в “состоянии разложения”: “Если порою он и выводит каких-нибудь здоровых и сильных людей, то они ставятся им в такие тяжкие, растлевающие и ненормальные условия жизни, что на глазах читателя условия эти начинают перетирать героев в своих жерновах так, что только кости трещат у них и кровь брызжет во все стороны”, хотя русская действительность дает основания и для других наблюдений (Нов., 17 февр.). Ив.Иванов называет героиню “Бабьего царства” “жалким потомком энергичного и сильного поколения”, чья “трудовая жизнь” была бы несовместима с “паразитизмом” адвоката Лысевича, “страдающего модной душевной болезнью” — вырождением (Арт., N 3). Ю.Николаев [Говоруха-Отрок] приписывает Чехову “неверие интеллигенту” с его “развратом мысли и чувства” и, наоборот, симпатию к “простым” людям, верующим в Бога. И в “Бабьем царстве” в благочестивом лакее Мишеньке критик видит нечто “прочное”, противостоящее Анне Акимовне и развращающему ее интеллигентному окружению (Моск. Вед., 27 янв. и 3 февр.). “Этот молодой писатель сосредотачивает на себе внимание публики, которое не дается даром”. “Черный монах” — “настоящий рассказ”, а “Бабье царство” — “только отрывок”, ибо “черты характера героини неопределенны” (Д.А.К., Сев., N 7, 13 февр.). “Бабье царство” — “великолепный набросок, прекрасный намек и только” (М.Полтавский [М.И.Дубинский], Бирж. Вед., 19 марта). “Неоконченный”, “залежавшийся набросок” (Р. Обозр., N 10, Летопись совр. бел-ки).

А.И.Эртель писал 2 февраля В.А.Гольцеву: “Опечален я был “Бабьим царством” Антона Павловича: кропотливая канитель, в которой основной мотив рассказа потонул без возврата. Так “скулить” (по выражению Тургенева) дозволительно Григоровичу, но зачем же Чехову-то это понадобилось? А между тем вещь могла бы быть очень интересной, если бы не этот культ подробностей и нравственного безразличия” (Записки Отд. рук. б-ки им. В.И.Ленина, вып. 8, М., 1941, с. 93).

Отзыв Л.Н.Толстого о “Черном монахе” был передан Чехову Г.А.Русановым в письме от 14 февраля 1895 г.: “Лев Николаевич с живостью и с какой-то особенной нежностью сказал: “Это прелесть! Ах, какая это прелесть!”” (Сочинения, т. 8, с. 493).

П.Д.Боборыкин — “Неизлечимые” (С. Вест., N 1). Герой с “оскуделой душой” предается любовным историям без души, его сестра — с душой. В.Буренин обвинил автора в “эротомании” и охарактеризовал “основные свойства боборыканья: шарлатанское фразерство, летание по верхушкам мнимо-европейского знания,…

П.Д.Боборыкин — “Неизлечимые” (С. Вест., N 1). Герой с “оскуделой душой” предается любовным историям без души, его сестра — с душой.

В.Буренин обвинил автора в “эротомании” и охарактеризовал “основные свойства боборыканья: шарлатанское фразерство, летание по верхушкам мнимо-европейского знания, беспардонная болтовня и т.д.” (Н. Вр., 7 янв.).

Посылая в Лондон С.М.Степняку-Кравчинскому свою книгу “В голодный год”, Короленко советует: “Выпишите “Гражданина” и “Московские ведомости”... и Вы получите из них неисчерпаемый кладезь самых кричащих сведений, от которых Ваши заграничные читатели разинут рты... Если бы еще 10—12 лет назад кто-нибудь…

Посылая в Лондон С.М.Степняку-Кравчинскому свою книгу “В голодный год”, Короленко советует: “Выпишите “Гражданина” и “Московские ведомости”... и Вы получите из них неисчерпаемый кладезь самых кричащих сведений, от которых Ваши заграничные читатели разинут рты... Если бы еще 10—12 лет назад кто-нибудь осмелился так характеризовать цели и намерения правительства, как они теперь характеризуют, то за это, вероятно, выслали бы в места отдаленные как за попытку оклеветать правительство” (Р. Л., 1962, N 4, с. 170).

Ив.Иванов — “Современный герой” (Арт., N 1). “Образцовая тишь да гладь” царствует в современной литературе, изображающей в основном “обычного романического героя”, не дающего представления о “переживаемом времени и современных людях”. Единственный писатель, в произведениях которого “сказалось…

Ив.Иванов — “Современный герой” (Арт., N 1). “Образцовая тишь да гладь” царствует в современной литературе, изображающей в основном “обычного романического героя”, не дающего представления о “переживаемом времени и современных людях”. Единственный писатель, в произведениях которого “сказалось стремление литературы отдать отчет в знамениях времени”,— это Чехов. Вопреки несостоятельным утверждениям критики о “бесцельном” характере его творчества, “Дуэль”, “Палата N 6”, “Рассказ неизвестного человека” и др. — это дума о современном больном поколении, которое “само себе изрекло смертный приговор”. И.Иванов надеется, что на смену “неврастеникам”, “нытикам”, “скептикам-эгоистам” придут другие герои, а литература превратится во “вдохновляющую общественную силу”.

Вл.Соловьев — “Первый шаг в положительной эстетике” (Вест. Евр., N 1). “К числу многих литературных реакций последнего времени... присоединилась и реакция в пользу “чистого” искусства”, которую нужно признать “извинительной”, так как она вызвана “противоположной крайностью”; однако “вместо законной…

Вл.Соловьев — “Первый шаг в положительной эстетике” (Вест. Евр., N 1). “К числу многих литературных реакций последнего времени... присоединилась и реакция в пользу “чистого” искусства”, которую нужно признать “извинительной”, так как она вызвана “противоположной крайностью”; однако “вместо законной автономии для художественной области” проповедуется “эстетический сепаратизм”. “Первый шаг в истинной положительной эстетике” сделан “около сорока лет тому назад автором эстетического трактата”, теперь “весьма кстати” перепечатанного подразумевается трактат Н.Г.Чернышевского “Эстетические отношения искусства к действительности”; имя автора не называется. Отстаивая этические предпосылки искусства, Соловьев упоминает талантливого немецкого писателя [Ницше], который стал проповедовать, что “сострадание есть чувство низкое... что нравственность годится только для рабских натур” и т.д. И эти идеи, годные для “подданных египетских фараонов и царей ассирийских”, были встречены в Европе “как что-то необыкновенно оригинальное и свежее”.

В отклике “Русских ведомостей” (24 янв.) подчеркивалось, что Чернышевский сказал “не последнее, а только первое слово истинной эстетики”.

К.Медведский — “Символизм на русской почве” (Набл., N 1). Течение, представленное Фофановым, Минским и Мережковским, а также “первым русским символистом” (мистерия “Белая лилия” в сб. “На память”, М., 1893), “мистиком и эротоманом” Вл.Соловьевым,— это “копеечная свечка”, от которой ни Москва, ни…

К.Медведский — “Символизм на русской почве” (Набл., N 1). Течение, представленное Фофановым, Минским и Мережковским, а также “первым русским символистом” (мистерия “Белая лилия” в сб. “На память”, М., 1893), “мистиком и эротоманом” Вл.Соловьевым,— это “копеечная свечка”, от которой ни Москва, ни Петербург не сгорят: пока литераторы “не забывают о своем русском происхождении — они не страшны. Но тот час, когда они обратятся к спасительным теориям космополитизма и предстанут перед нами в образе людей без рода, племени и отечества,— будет страшным часом начала диких блужданий...”

Н.К.Михайловский — “Литература и жизнь” (Р. Бог., N 1), в частности, “Об экономическом материализме” и “Из писем марксистов”. Признает ценность экономического учения Маркса, но отрицает “исторический материализм”, с его идеей “исторической необходимости”, исключающей “сознательное воздействие”…

Н.К.Михайловский — “Литература и жизнь” (Р. Бог., N 1), в частности, “Об экономическом материализме” и “Из писем марксистов”. Признает ценность экономического учения Маркса, но отрицает “исторический материализм”, с его идеей “исторической необходимости”, исключающей “сознательное воздействие” на ход вещей; нет “общего исторического ключа ко всем историческим замкам”, “национальное чувство самостоятельный фактор”, который “влияет на ход истории помимо и часто наперекор условиям производства”. Не оказывая заметного влияния на научные сферы, марксизм быстро распространяется в рабочем классе “в форме извлечений, упрощений и популяризаций”; русские же марксисты сосредоточились на идее пролетаризации мужика; “приват-звонарь” марксизма П.Н.Скворцов в книге “Экономические причины голодовок в России” высчитал, что для успешного развития капитализма необходимо обезземелить 20—25 миллионов, поэтому “активные марксисты” протестовали против помощи голодающим крестьянам.

В отклике на эту статью В.Буренин (Н. Вр., 4 февр.) писал: хотя “г. Михайловский и “враг” мой”, признаю его “почтенным и талантливым публицистом, с определенными убеждениями и взглядами”, в отличие от “наглых еврейчиков” и “мнимо-солидных мужей мнимо-солидной науки” (В.А.Гольцев). Однако, Михайловский “чересчур много распространяется о российском “марксизме”, а между тем эти “пузыри от дождя” — “утомительны” и “не нужны в журналистике”.

Михайловский отвечал на это: “Что выйдет из теперешних наших марксистов — неизвестно, но они во всяком случае составляют часть наших преемников на житейском поприще”. “История готовит нам, может быть, такие сюрпризы, которые и “не снились нашим мудрецам”” (Р. Бог., N 2).

Вл.С.Соловьев — “Смысл любви” (Вопр. Фил. и Псих., N 1; начальные главы печатались в том же журнале: 1892, NN 14—15, 1893, N 16). “Половая любовь” рассматривается как “духовно-физический процесс восстановления образа Божия в материальном человечестве”. Позднее С.Н.Булгаков определил эту работу как…

Вл.С.Соловьев — “Смысл любви” (Вопр. Фил. и Псих., N 1; начальные главы печатались в том же журнале: 1892, NN 14—15, 1893, N 16). “Половая любовь” рассматривается как “духовно-физический процесс восстановления образа Божия в материальном человечестве”.

Позднее С.Н.Булгаков определил эту работу как “возвышенную и чистую мистику пола”, в отличие от подхода В.В.Розанова, превращающего “проблему пола” в какой-то “фаллический апофеоз” (Вопр. Ж., 1905, N 2).

В.В.Розанов — “Свобода и вера. По поводу религиозных толков нашего времени” (Р. Вест., N 1). Ответом был памфлет Вл.С.Соловьева “Порфирий Головлев о свободе и вере” (Вест. Евр., N 2), определивший розановскую позицию как “елейно-бесстыдное пустословие”, за которым стоит защита веры не “словом убеждения”,…

В.В.Розанов — “Свобода и вера. По поводу религиозных толков нашего времени” (Р. Вест., N 1).

Ответом был памфлет Вл.С.Соловьева “Порфирий Головлев о свободе и вере” (Вест. Евр., N 2), определивший розановскую позицию как “елейно-бесстыдное пустословие”, за которым стоит защита веры не “словом убеждения”, а “вещественным оружием”, вплоть до тюрьмы и ссылки.

В свою очередь В.В.Розанов в “Ответе г. Вл.Соловьеву” (Р. Вест., N 4) назвал философа “образцом религиозной тупости”, “ненавистником своей родины и православной церкви”.